Пелевин против Сорокина, африканская фантастика и мужская премия

28.09.2018. APCNEWS.RU.    Лучшее в литературном интернете: 11 самых интересных ссылок прошлой недели. В романе Пелевина обнаружен мизогинический душок, а Сорокин объясняет, как правильно читать его новый рассказ. Все самые интересные ссылки прошлой недели в регулярной рубрике Льва Оборина.

1. Вновь приходится начинать с тяжелого. Скончался после долгой болезни Владимир Данихнов, автор «Колыбельной» и «Твари размером с колесо обозрения». В «Мире фантастики» его писательскую биографию пересказывает Борис Невский, сообщает Служба новостей APCNEWS.RU со ссылкой на сайт gorky.media. «Одной из самых тяжелых потерь в российской фантастике за последнее время» назвал смерть Данихнова Дмитрий Быков; о «Колыбельной» он же говорит: «самый известный, самый совершенный и самый фантастический собственный текст Данихнова — такая попытка продолжить Платонова на современном языке и в современном мире». Наверное, лучший (и уязвимый при цитировании) текст памяти Данихнова — в фейсбуке Валерии Пустовой.

О скончавшемся критике, филологе и редакторе «Знамени» Карене Степаняне пишет Илья Кукулин: «Очень со многим в статьях и в воззрениях Карена Ашотовича я был и остаюсь не согласен (иногда — категорически), но хорошо было бы сохранить память об одном его редком достоинстве. Он переживал — не понимал, а скорее именно переживал, на эмоциональном уровне, — литературу как общее дело, как производство общего блага. И само такое понимание он интерпретировал как задачу на будущее, которую еще предстоит решить. В своих лучших статьях он спорил с оппонентами, именно подчеркивая, что они делают общее дело. <…> Такое ощущение литературы в нынешней российской критике встречается редко. Сегодня оно неизбежно будет ослабевать из-за множащихся расколов в обществе и в литературной среде. В этих условиях хочется помянуть человека, который стремился понять далеких от себя авторов и включить их в общую картину мира — и считал это не персональным подарком с барского плеча, а необходимой частью профессиональных обязанностей».

21 сентября умерла поэтесса, переводчица, мыслительница Зинаида Миркина. В «Новой газете» вслед за редакционным текстом ее памяти помещены слова ее ученика, прозаика и сценариста Романа Перельштейна: «Миркина и ее покойный супруг, российский философ Григорий Соломонович Померанц, стоят особняком от отечественной культуры, но находятся в ее лоне. Я бы сравнил их с маяком, на который культура, любая культура, должна ориентироваться, чтоб держаться своих небесных корней. Творчество начинается с ограничения, находит продолжение в свободе и не имеет завершения в служении. Поэзия Миркиной и есть служение в чистом виде. Источник, питающий такую поэзию, неисчерпаем».

2. Начался очередной раунд перестрелки Пелевин–Сорокин. На «Медузе» Галина Юзефович, первой прочитавшая новый роман Пелевина «Тайные виды на гору Фудзи», отмечает, что он все откровеннее отбрасывает наскучившую беллетристику: перед нами «откровенная духовная проповедь, уравновешенная не по-пелевински простым сюжетом и однозначной моралью». Проповедь эта — буддийская — дополняется личной проповедью писателя Пелевина, крепко уязвленного феминизмом: «мизогинический душок — не то чтобы слишком сильный, но вполне отчетливый — способен если не вовсе убить, то по крайней мере изрядно подпортить впечатление от романа». Тем временем Владимир Сорокин в журнале «Москвич» рассказывает Игорю Шулинскому, что для правильного прочтения рассказа «Белый квадрат» «нужно встать с восходом солнца, наполнить белое квадратное ведро холодной водой, раздеться догола, выйти из дома, встать на землю, окатить себя водой, надеть пустое ведро на голову и, напевая то, что первым придет в мокрую голову, постараться на ощупь вернуться домой и сесть за стол», а Игорь Кириенков в «Афише» рецензирует две новых сорокинских книги и сборник «НЛО» «Это просто буквы на бумаге…»: «За конфликтами, которые игнорируют (или смягчают) статьи важных ученых и публицистов, удобно следить по вынесенным в конец книги интервью с автором. Их порядок обнажает неуклонную, похоже, драматургию внутренней борьбы любого крупного русского художника: начав с радикального отрицания и стремясь преодолеть недостаточную, фальшивую литературу, ты в итоге становишься агентом ее обновления».

3. Две поэтические публикации недели. На «Прочтении» — новые стихи Елены Сунцовой, от которой давно не было ничего слышно: замечательная и узнаваемая легкость просодии сейчас впускает в себя горечь — и ищет способы ее победить:

Как бы голос ни избыла
Упоенья не избыть
Смену холода и пыла
С наслаждением забыть

Свет летящий город темный
Ночь нерусская нежна
И воркует как котенок
Прирученная луна

И куда б ни улетала
Не удастся улететь
Дальше этого квартала
Не устанется хотеть

Слышать что-нибудь такое
Как веселые слова
Напоенные любовью
От избытка торжества

На «Снобе» — стихи Галины Рымбу, фрагменты из «Книги упадка». Эти тексты ставят вопрос о том, возможен ли общий опыт, и концептуализируют дискомфорт, который от такого вопроса возникает:

красный стол для события.
прикосновения стали красными,
как следы от ударов. сомышленник
свернуто ждёт. огонь от огня
отделен. как?
красный купол над незащищённым. утро без
сомышленника. которым
сообщением видишь встречу, а тело
держится? книга упадка в огне
до красной субботы, мимо
общего мира.

Подлинно общим опытом оказывается в конце концов смерть. Одиночество на пути к осознанию этого становится как бы служением, открывает новую главу, позволяет перейти к более опытному описанию мира.

4. Хотелось пересказать вам скандал в журнале The New York Review Of Books, о котором шумела западная литературная пресса на этой неделе. Но внятный пересказ уже сделала Ольга Страховская на «Медузе». Совсем вкратце: NYRB опубликовала статью канадского радиоведущего Джиана Гомеши, обвиненного в сексуальном насилии, о том, как он живет после этих обвинений. Несмотря на то, что Гомеши «стал воспринимать свои поступки как часть систематической культуры нездоровой маскулинности», его текст и сам факт его публикации вызвали резкую критику: автор пытается разжалобить читателей и слишком легковесно пишет о том, что совершил. Кончилось все тем, что главный редактор NYRB Иэн Бурума уволился (а может быть, его уволили — непонятно). Где-то Виктор Пелевин сделал пометку в блокноте.

5. А пока песочили Буруму, в России появилась литературная премия «Антоновка. 40+» (названная в память о недавно умершем писателе, критике и преподавателе Алексее Антонове). Вручать ее будут авторам старше 40 лет, а среди дополнительных номинаций есть одна под названием «Без баб-с!» — за произведения, в которых нет персонажей женского пола. Смысл этой номинации совершенно неясен, зато попытка вспомнить тексты, которые могли бы на нее претендовать, — неплохое упражнение для мозга.

6. В «НГ-ExLibris» — интервью Владимира Коркунова с поэтессой Хельгой Ольшванг. Разговор идет о сходствах и различиях поэзии и кино: «В кино все очень громоздкое — там из чужого должно получиться предусмотренное, свое. А в стихах, наоборот, свое отчуждается». Сейчас Ольшванг работает над фильмом по поэме Алексея Парщикова «Нефть». «Парщиков — поэт огромного значения, и его поэма, написанная в 90-х годах, сложная и таинственная, кажется мне важной, — рассказывает Ольшванг. — Нефть у Парщикова — это метафорическая субстанция превращения, такой Солярис. А в новейшей истории, я думаю, она превращается в чернила для записи событий или особый яд, который накапливается, пропитывает сознание и то, что называют „культурным пространством” в России. Нефть превращается в еду и власть, в развлечения и войны, в материальные вещи. Вот такой сюжет». Ольшванг сопоставляет поэзию и с фотографией: «…бывает, что текст меркнет. Похоже на световую фотопечать — когда передерживаешь бумагу под светом или в растворе. Чрезмерная досказанность. Мне вообще кажется, что в этих процессах много общего, что стихотворение заранее существует, подобно изображению на пленке в фотоувеличителе. Оно как бы проецируется на бумагу — все целиком, а ты можешь укрупнить, высветить или, наоборот, затемнить, разрезать, поменять местами фрагменты. Выбросить, в конце концов, если не вышло. Это все напоминает платоновскую пещеру, переоборудованную в фотолабораторию».

7. На «Радио Свобода» Дмитрий Волчек рассказывает об альманахе moloko plus и интервьюирует его создателей. Три тематических выпуска альманаха с названиями «Терроризм», «Революция» и «Наркотики» предсказуемо привлекли внимание ФСБ и полиции. На недавней нижегородской презентации участников задержали. Издатель «Молока» Павел Никулин объясняет Волчеку, что «сквозная тема всех выпусков — насилие в той или иной форме», рассказывает, как альманах связан с «Заводным апельсином» Бёрджесса/Кубрика; Волчек сравнивает преследования moloko plus с историей издательства Ильи Кормильцева «Ультра.Культура». Кроме того, заходит речь о российской наркополитике («у меня не укладывается в голове, как можно осознанно проводить подобную политику» — Юлиана Лизер). «Я бы назвал то, что мы делаем, деконструкцией, потому что мы разбираем по кусочкам какой-то термин, разрушаем общественный консенсус по его поводу и пытаемся пересобрать заново историко-филологическими упражнениями», — подытоживает Павел Никулин.

8. В газете «Вести образования» — разговор с Александром Архангельским о преподавании литературы в школе. О необходимости изменений здесь говорится очень часто. Архангельский предлагает конкретные идеи — например, рассказывает о разработанной при его участии примерной программе. «Там огромный объем текстов разделен по трем колонкам»: обязательная литература, «вариативно обязательная литература» («Из пяти сказок нужно выбрать одну и на ее примере изучить, что такое сказка. Удобно, и не такой большой разброс») и «вариативная литература» — с помощью последней колонки можно изучать современные тексты. Обязаловка и зубрежка ведут к тому, что школьники не понимают, зачем вообще проходить литературу: «Мы воспитываем цинизм, мы воспитываем двоемыслие. Мы обессмысливаем этот предмет. В нем нет прагматической пользы. Если мы выдергиваем из литературы свободное содержание, то есть формирование человеческой личности, что в нем остается?» Среди других тем интервью — школьное образование в национальных республиках, «Гарри Поттер» как полигон для изучения литературных жанров и рэп как проводник к современной поэзии.

9. В «Коммерсанте» Игорь Гулин пишет о недавно вышедшем собрании стихотворений Олега Охапкина (1944–2008). Отметив «консенсусную» природу лирики Охапкина в восприятии разных аудитории, Гулин отмечает: несмотря на то что этого поэта нельзя назвать забытым, его нельзя назвать и прочитанным (такое, кстати, можно сказать много про кого). Биография Охапкина даже в кратком пересказе изумляет: «Нянечка в роддоме, впоследствии взявшая мальчика на воспитание, оказалась из последователей Иоанна Кронштадтского и увидела в новорожденном того ангельского младенца, спасительный приход которого в годину бедствий чаяли „иоанниты”. Под грузом этой пророческой миссии — то принимая, то отвергая ее — Охапкин прожил всю жизнь». Гулин пишет, что Охапкин никогда не сомневался в своем ощущении преемственности с поэтами прошлого, вступал «в прямой диалог» как с Ахматовой и Мандельштамом, так и с Лермонтовым, Пушкиным и Державиным. Сомнение было в другом — «в такой уж большой ценности поэзии», которая, впрочем, может-таки окольными путями привести к исполнению высокой миссии. «Он писал дурашливые тексты о ленинградском богемном быте, наивные стихи о судьбе родины, по-настоящему прекрасную эротическую поэзию, но большая часть его стихов посвящена отношениям с Богом. Это оды, гимны, акты благодарения и покаяния, почти молитвы. Точнее так: это то, что возникает на месте молитвы, в культурном зазоре от нее, в невозможности прямого обращения». Одна из таких «почти молитв» — «Сны» — приведена тут же.

10. На Lithub британский фантаст Тэйд Томпсон просит всех перестать говорить о «подъеме» африканской фантастики — потому что она давно уже составляет полновесную литературную силу. Такие разные фильмы, как «Район № 9» и «Черная пантера», свидетельствуют об интересе западной аудитории — но в то же время разговор о них задает рамки, из которых африканской фантастике трудно выйти. Томпсон хочет вывести ее «из тумана забвения», в который она погружена как минимум до выхода сиквела «Черной пантеры». Он называет несколько важных книг, среди прочего — «Гандоки» нигерийского писателя Мухаммаду Белло Кагары (1934), герой которого, победив британских колонизаторов, отправляется в Индию в компании джиннов; «Голодную дорогу» другого нигерийца, Бена Окри — историю о жизни ребенка-духа абику, за которую Окри получил Букеровскую премию; «Кто боится смерти» Ннеди Окорафор, где описывается расовый конфликт в постапокалиптическом Судане.

11. Состоялась премьера фильма «Колетт» — биографии французской писательницы (заглавную роль играет Кира Найтли). Лорен Сазарен в издании Shondaland рассказывает о Колетт, которая «отказывалась подчиняться установлениям общества»: в духе бунтарства ее воспитывала мать, не считавшая брак чем-то священным. Колетт все же вышла замуж за писателя и журналиста Анри Готье-Виллара, он же Вилли, который изменял ей напропалую, но она платила ему той же монетой (в основном предпочитая женщин). Ссорились муж и жена по совсем другому поводу: Колетт написала роман о 15-летней школьнице Клодине, но муж заставил ее отдать ему авторство: книга вышла под именем Вилли и имела большой успех. Степень участия Вилли в написании остается спорной. Как бы то ни было, публика требовала продолжения, Вилли пытался запереть жену дома и заставить ее писать. Колетт сумела развестись, стала актрисой, вступила в отношения с художницей и актрисой Матильдой де Морни, вторично вышла замуж (брак вновь оказался неудачным — зато Колетт завела роман с собственным пасынком). Все это в измененном виде попадало и в ее новые книги. Сазарен восхищается Колетт, которая жила так, как ей хотелось, и всегда оставалась современной. На кладбище Пер-Лашез на ее могиле всегда лежат свежие цветы от почитателей.

Лев Оборин